Фото: предоставлено пресс-службой Gen.Camp
На днях стартовала вторая смена детского лагеря Gen.Camp на юге Испании. Этот проект под патронатом первой леди Елены Зеленской работает для мальчиков и девочек, наиболее пострадавших от войны. В этот раз реабилитацию пройдет 31 ребенок от 6 до 11 лет из Киевской и Черниговской областей, Мариуполя, Харькова и Бахмута.
О миссии лагеря, его работе и его маленьких жителях мы говорим с основательницей ГО Gen.Ukrainian и образовательно-психологического лагеря Gen.Camp Оксаной Лебедевой.
Чтобы восстановить психику, нужно восстановить тело
— Оксана, расскажите, что это за лагерь, кого принимают, какие условия пребывания?
– Летом 2022 года была создана общественная организация Gen.Ukrainian для поддержки детей, пострадавших от войны. Gen.Camp – оздоровительно-образовательный лагерь — наш основной офлайн-проект, в котором работают квалифицированные специалисты и проходят реабилитацию дети, которые пережили тяжелые травмирующие события: потеряли одного или двух родителей, стали свидетелями их гибели. А также дети, которым удалось выжить после ракетных обстрелов, неудачных попыток эвакуации или те, кто находился в непосредственном контакте с оккупантами.
В нашем лагере есть мальчик из села Ягодное Черниговской области. Село заняли оккупанты и создали для местных жителей сверхтяжелые условия пребывания в подвале местной школы, когда дети вынуждены были спать стоя, нуждались в воде и пище. Видели, как люди умирали, и их тела оставались там… Мы все слышали об этих ужасах, а мальчик стал их свидетелем.
Для всех детей пребывание в лагере полностью бесплатное. У нас нет постоянного места базирования в Испании, снимаем помещение в разных городах. Сейчас перебрались на юг, потому что теплая погода – это тоже дополнительный исцеляющий фактор. Чтобы восстановить психику, сначала нужно восстановить тело, а для этого ребенку нужно создать безопасную среду, где не будет атак ракетами или сирен, где будет комфорт и люди, которые помогут отгоревать.
Родители или опекуны не могут помочь таким детям. Потому что они сами травмированы, пережили стресс и занимаются выживанием или переездами. Следовательно, они не способны контейнировать ребенка и его горе. В психологии есть такой термин – “контейнирование” – то есть слушать и отражать эмоции, разделять сопереживание. Для психоэмоционального развития детей это очень важно — чувствовать поддержку взрослого и опираться на него.
– Мы знаем, что ваша команда нарабатывает собственную программу реабилитации.
– Да, во время первой смены Gen.Camp наши психологи интегрировали в программу реабилитации приобретение мировых практик и собственных разработок. Но опыт, который переживают украинцы сегодня, уникален. Сирийский сценарий, к примеру, не подходит нам. У нас совсем другие менталитет и культура, есть свои особенности социальной среды, а это тоже немаловажный фактор во время реабилитации.
Поэтому во второй смене лагеря мы работаем по программе, разработанной нашими специалистами: украинцами для украинцев. Она называется “Защищены любовью» и основана на протоколах. То есть это не только выводы психологов проекта предварительной смены, а мощная научная база. Ее разработала наш ведущий психолог проекта Оксана Шленская. В этой программе интегрированы два мощных направления мировой психотерапии – когнитивно-поведенческая терапия и кататимно-имагинативная психотерапия.
Всех родных сожгли на глазах ребенка
— Немного расшифруйте эти научные термины.
– Мы работаем по нескольким направлениям. Первый – групповая терапия, когда дети “нормализуют” друг друга, делятся своими историями. Это помогает малышам понять, что они не одиноки в своем горе. Второй – индивидуальная терапия, где травма прорабатывается психологом непосредственно с участником травмирующих событий.
И третье направление – это работа с родителями и опекунами. Наша деятельность не ограничивается периметром лагеря, мы оказываем консультационную поддержку родителям и опекунам, потому что через месяц пребывания в Gen.Camp дети возвращаются в свою среду и взрослые должны знать, как продолжить эффект, полученный в нашем лагере.
Мы работаем под патронатом первой леди Елены Зеленской, имеем очень большую поддержку от государства. Свою программу планируем передать в Министерство здравоохранения, а в дальнейшем наработки станут вкладом в Национальную программу восстановления ментального здоровья.
– Расскажите, хотя это, пожалуй, тяжело, истории детей, с которыми приходится работать.
– Каждая история ребенка уникальна. Вот сейчас на второй смене у нас 8-летний Богдан из Бахмута. У него под обстрелами погибли папа и мама, находившаяся на седьмом месяце беременности.
Такая же трагическая история и у Андрюши из Броваров. Вместе с папой, мамой и дядей он ехал в Чернигов к бабушке с дедушкой, семье показалось, что там будет безопаснее. По дороге машина выехала на колонну российских танков, один танк задел автомобиль и проехался по нему, травмировав пассажиров. Они все были живы, но россияне вытащили только Андрюшу. Спросили, есть ли у него мобильный. Когда телефона не нашли, бросили парня на обочине и выстрелили в бензобак раздавленного авто. Все родные сгорели на глазах у ребенка…
Сейчас Андрюша живет со своей старшей сестрой. Мы очень долго уговаривали ее отпустить ребенка в наш лагерь, психологи буквально навязывали молодой женщине понимание, что пережившему такую травму мальчику нужна психотерапия, что после лечения ему будет легче. И, наконец, после долгих уговоров и оформления соответствующих документов нам удалось забрать мальчика на реабилитацию.
Оксана Лебедева и Богдан из Бахмута. Родители мальчика были убиты во время вражеских обстрелов. Фото предоставлено пресс-службой Gen.Camp
Вся семья собралась в одной квартире, а в четыре утра обстрел…
– И часто вам приходится уговаривать родителей или опекунов отправить детей на оздоровление?
— Представьте себе, что да. Люди недооценивают, какое значение имеет психологическая помощь. Им кажется, что с ребенком все хорошо – он же ест, спит, даже может казаться более оживленным, чем был до травмы. Приходится долго объяснять, что это обманчивое впечатление. Я всегда говорю, что травмирующее событие — оно как радиация, его не видно, не слышно, кровь из ушей не капает, но оно съедает ребенка изнутри.
Я уже говорила о мальчике из Ягодного — селе, которое пережило оккупацию и где россияне заключили в тюрьму взрослых и детей в тесном подвале школы. Мы хотели взять всех детей, которые это пережили, но многие взрослые не отпустили. И я очень благодарна тем родителям, которые дали согласие на поездку.
Вчера мне написала мама одного мальчика из Ягодного. Признавалась, что неделю колебалась, но наконец-то согласилась отпустить, потому что ребенку нужна помощь. А знаете, как она это поняла? Матери каждую ночь снились воспоминания о подвале. Как ребенок плачет, слабеет от голода на ее глазах, как она идет к русским военным со словами: «Или пристрельте, или дайте хлеба…»
Мать осознала, что когда это такое травмирующее событие для взрослого человека, то как на самом деле тяжело чувствует себя ребенок.
— Знаем, что вам тоже пришлось работать с детьми, пережившими трагедию Мариуполя.
– Да, у нас много деток из Мариуполя. Вот, например, 8-летняя Маргарита. Вся семья девочки собралась в одной квартире, чтобы уезжать из города «зеленым коридором». Папа, мама, брат со своей девушкой, дядя, тетя, все бабушки и дедушки. А в четыре утра обстрел…
Выжили только Маргарита и ее мама. Обе получили ранения, ожоги и лишились всех родных. Женщина рассказывала, как с поломанной ногой искала по обломкам своего ребенка и тела близких людей.
Очень страшна история 11-летней Карины. Папу ранили, когда он ехал за водой, маму убило, когда она пошла к нему в больницу. Карина рассказывает, что перед тем мама искала хоть какое-то обезболивающее для мужчины среди обломков аптеки.
До Карины и своего второго 3-летнего ребенка отец добрался только через четыре месяца. Лишь тогда девочка узнала, что мамы уже нет, думала, что она где-то потерялась с папой.
Карина потеряла в Мариуполе маму, а с отцом увиделась только четыре месяца спустя после эвакуации. Фото предоставлено пресс-службой Gen.Camp
Возвращаясь к родителям, приносят им «инструмент» для преодоления травм
– Дети сами рассказывают свои ужасные истории?
– Да, и это наша основная работа. Сначала нам важно наладить контакт с ребенком, после – отрабатываем, «отгорачиваем» с ними эти воспоминания. Есть специальная тетрадь, где все события описывают, вырисовывают.
– Но обычно взрослые боятся вспоминать с детьми о страшном, чтобы оно скорее забылось.
– Это описано во всех книгах по психологии: горе и страхи обязательно нужно проговорить, отплакать. Слезы – это здоровая реакция на травмирующее событие. Наши же дети на 90 процентов в реакции избегания воспоминаний, однако это вовсе не означает, что они их забыли. Они помнят о пережитом постоянно.
К слову, вчера я мальчиков укладывала спать, мы говорили о жизни лагеря. Слово за слово, и один мальчик начал задыхаться, рассказывая, как под обломками дома погибла мама. А он там тоже сидел и воздуху не хватало. Малыш заплакал, но потом вытер слезы и говорит: все, давайте снова о сплетнях.
У нас есть специалисты, которые заводят ребенка в воспоминания и выводят оттуда, давая «инструмент» для преодоления кошмаров. Очень часто на первых порах дети у нас тоже запираются, отворачиваются от психолога. А он снова идет к ним и ведет туда, где было страшно. Ребенок должен раскрыться, отплакать, отговорить пережитое, поделиться со сверстниками, освободиться от внутреннего напряжения.
У нас на первой смене была девочка, у которой застрелили папу, когда семья сидела в машине. Она не ходила на погребение, не была на кладбище. Мы создали для девочки комнату воспоминаний папы – кругом поставили его фото. Сейчас у нас проходит реабилитацию ее старший брат.
После работы с психологами дети очень меняются. И когда возвращаются к родителям, часто сами приносят им «инструменты» по преодолению травмы.
Терапевты друг для друга
– А дети сами рассказывают друг другу о пережитом?
— На прошлой смене у нас были две девушки. Они жили рядом и обе потеряли отцов. Одна могла об этом вслух вспоминать, другая умалчивала. И вот они разговаривают, плачут, и уже вторая тоже начинает вспоминать. Дети могут быть терапевтами друг для друга.
Я всегда говорю: горе как море, его невозможно забыть, его нужно пережить. Это мостик, по которому ребенка нельзя перенести на руках, он должен пройти сам, но держаться за чью-то руку.
– Как вы собирали команду психологов?
– Во время первой смены лагеря в нашей команде были израильские специалисты. А сейчас у нас полностью украинская команда. Наших психологов мы собирали по всей стране, искали по отзывам, по интернету, по рекомендациям.
На самом деле, у нас очень высокие требования: академическое образование, эмпатия, навыки когнитивно-поведенческой терапии и обязательно опыт работы с детьми в травме. Повезло, что нашли хорошего партнера – Оксану Шленскую, о которой уже упоминала. Она кандидат наук, стаж более 30 лет, руководитель центра «Равновесие» в Киеве.
– Оксана, а чем вы занимались до войны?
– Занималась бизнесом. У меня ресторан, есть бренд вышиванок, которому уже 9 лет. До этого работала в медиабизнесе.
Когда просматривала кадры из освобожденной Бучи, пришло решение помогать. Сначала я это делала ситуативно, а потом зародился наш проект. Это был очень большой риск — забирать травмированных детей у взрослых. Но мы на это пошли, потому что понимали, что детям нужно создать безопасную среду и поручить их специалистам.
У меня нет сил защищать границы страны с оружием в руках, но есть силы возвращать детям их личные границы. Если мы не позаботимся об этом, то заберем у себя будущее. В проекте Gen.Camp я менеджер, я отвечаю за его эффективность.
В лагере дети обретают новых друзей, с которыми легче переживать воспоминания. Фото предоставлено пресс-службой Gen.Camp
Есть у нас такой национальный спорт – перетерпим. Это нужно ломать
– Сейчас в интернете можно найти много объявлений от психологов, которые готовы лечить детские травмы. Конечно, не просто так.
– Это очень страшно, когда на человеческом горе делают бизнес. Когда малообразованный человек пишет: я психолог, я астролог, я помогу вашему ребенку.
Если вести ребенка к психологу, то только при его академическом образовании, навыках когнитивно-поведенческой терапии, опыте работы и хороших отзывах. Если какой-то, пусть даже любезный и дружелюбный, человек будет просто вместе в вами плакать – это не терапия. Только специалист может открыть и закрыть этот процесс.
– Сколько будет работать лагерь?
— Столько — сколько нужно. У нас большая поддержка от государства, от меценатов, и я гарантирую, что наша реабилитация всегда будет бесплатной. Обучение новых специалистов, которые подойдут под наши требования, тоже будет бесплатным.
Надеюсь, лагерь не всегда будет работать за границей, это не наша цель. Как станет спокойнее дома, мы будем базироваться в Украине и сможем брать больше детей. У меня уже тысяча анкет. Я пока выбираю самые страшные истории, но ведь психика индивидуальна. Возможно, ребенок, который был в Мариупольском драмтеатре и никого не потерял, переживает сильнее, чем потерявшие родителей.
Вот вчера делали фото мальчика, он такой рыжий, красивый. Говорю: Боже, у кого еще были такие замечательные волосы! А он закрывает глаза и говорит: у папы были…
Это так каждый ребенок, у которого отец погиб на фронте, чувствует боль. Им всем очень, очень нужна помощь!
Я не понимаю, когда родители говорят: у нас сильный мальчик, он держится. А почему он должен держаться? Есть у нас такой национальный спорт – перетерпим. Это нужно ломать, и прежде всего начинать с детей. Плачут и сильные мужчины, потому что горе есть горе.
Из-за войны будут постоянно расти посттравматические синдромы. Наша организация закладывает своей работой методологии, которые в будущем помогут их преодолевать.
Справка «КП в Украине»
Чтобы получить помощь и стать участником лагеря, необходимо заполнить анкету на сайте Gen.Ukrainian и пройти собеседование с куратором проекта.